Звукографика. Текст Олега Нестерова

О проекте «Живая математика»

Звукографика. Текст Олега Нестерова

 

До сих пор не понимаю, существует ли художник Семенов на самом деле? То есть не как художник, а как человек, которого знаешь – мои взаимоотношения с ним наполнены тайной и недосказанностью. Он возникает в самые неожиданные мгновения, транслирует весьма важные для меня на тот момент вещи и исчезает, причем эхо от его возникновения куда значительней и дольше, чем само его появление.
Мы практически ровесники, и его тайна сопряжена для меня с тем, что тридцать лет мы жили с ним в одном городе, слушали одну и ту же музыку, у нас много общих знакомых, наши шорт-листы мировых музыкальных гениев совпадают в девяти из десяти позиций. Кино, книги, фильмы. Но он ни разу не попался мне на глаза до определенного момента: так обычно бывает, когда шпионы снабжаются мощной легендой, но их никто и никогда не видел под этими вымышленными именами.
Вторая тайна Семенова напрямую связана с музыкой. Очевидно, что он музыкант. Очевидно, что одаренный и тонкий. Но никто и никогда не видел его с музыкальным инструментом. Почему он маскируется, от кого прячется – неизвестно. Но страсть-любовь к музыке берет свое. То он действует через посредника — поющего под гитару Колесникова в проекте Habbitus, разбивая его музыкальные фразы и мирские стереотипы на летучие соединения, из которых и создает свой колдовской аромат. То совершает неожиданные и компрометирующие поездки по всему миру, посещая редкие концерты тех музыкальных гениев, с которыми легко может поменяться телами и оставаться там в свое удовольствие сколь угодно долгое время.
Но, конечно, основное его утешение – звукографика. Он рисует музыкальные волны (а настоящий музыкант без труда может наблюдать эти волны, как супермен в кинобоевике — медленно летящие пули), и они складываются в загадочные картинки. Для того, чтобы выразиться сполна, ему нужно очень много звуков, стало быть, волн будет немалое количество. Поэтому маленьких картин у Семенова не бывает.
Все сразу ловятся, рассматривая формы, которые эти летящие волны образуют: каких-то людей, насекомых и пр. Но никто и никогда не догадывался просто применить эти волны по назначению — считать, как элементы звукового синтеза.
Попробую объяснить.
Когда-то в 30-годы, в СССР была разработана уникальная музыкальная технология рисованного звука. Изобрел ее Арсений Авраамов — известный, в частности, своей «Симфонией гудков». (В 1923 году состоялись две ее премьеры – в Баку и Москве, во время празднования 6-летней годовщины Революции. Авраамов написал партитуру, т.н. «текстоноты», раздал всем исполнителям, где четко были обозначены моменты включения в общее действо. В качестве инструментов использовались фабричные трубы, паровозные гудки, артиллерийская батарея, а для имитации барабанной дроби понадобились тысячи ружейных выстрелов. Авраамов даже сделал инструмент «Магистраль» — 50 паровозных гудков, установленных на двух трубах, по которым подавался пар, для игры на нем потребовалось 25 исполнителей – студентов консерватории).
Так вот, Аврамов, в сотрудничестве с ленинградским инженером Евгением Шолпо и своим постоянным партнером Борисом Янковским, в своей лаборатории «Мультзвук» создавали звуковые дорожки, рисуя на кинопленке различные чудеса: никому не понятные повторяющиеся узоры, в некоторых, правда, можно было распознать их собственные профили. Эти узоры-волны и составляли технику т.н. орнаментального звука – считанные с пленки, эти дорожки звучали, образуя формантный синтез. Вспомним раннюю коммерческую электронную музыку 60-х, так почитаемую Семеновым – первые синтезаторы Муга, Switched On Bach Вальтера (Венди) Карлоса. Все это было проделано в Советской России лет на тридцать раньше.
Семенов никогда бы не узнал об этих опытах, о них у нас вообще мало кто знает, если бы не случай. На своей первой выставке в Нью-Йорке ему выпал счастливый билет — галерейщик предложил пригласить на открытие всех, кого художник пожелает, и Семенов пожелал в числе прочих Фрэнка Заппу. Тот приглашение принял, но в последний момент отчалил из города по делам и прислал дочку. Встреча состоялась чуть позже, на ней Заппа показал художнику диковинную пленку из России. Это было все, что осталось от звуковых опытов Авраамова с компанией. Всего было около двух километров, но когда в 1936 году умер Борис Красин и в «Правде» появилась знаменитая статья «Сумбур вместо музыки», наступил крах – скрываясь от репрессий, Авраамов бросил все и уехал на Кавказ, собирать фольклор. Дома оставил 11 детей, а кинопленка отлично горела – если кусочек завернуть в фольгу и поджечь с одной стороны, получалась отличная ракета. Вот сыновья и спалили весь бесценный звуковой архив. Осталась только одна коробка, спрятанная у коллеги Янковского. Она и попала в руки знаменитому музыканту, раскапывающего разные странности по миру.
После этой встречи Семенов не сразу, но все смелее и смелее стал рисовать волны. Их можно наблюдать и в ранних проектах, но в «Живой математике» они по-настоящему царствуют. Их не рисует – потому что не видит – ни один художник в мире. Если вы напрямую зададите ему вопрос – он уйдет от ответа. Никто не должен увидеть в нем музыканта или кого-то там еще. Он просто художник. Такова легенда. Он расскажет вам про занимательные книжки, что читал в детстве, придумает еще тысячу способов ввести вас в заблуждение — на то он и Семенов. Но когда он исчезнет – его миссия подойдет к концу, и кто-то рано или поздно раскроет его тайну, все услышат настоящего Семенова. И пусть затея его не нова – энтузиасты давным-давно уже склеили содержание «Гробиков отринутых стихов» Пригова и узнали о нем больше, чем знали при жизни. Так и мы узнаем о Семенове то, что нам положено будет узнать.

О.Нестеров